Журналист и политический обозреватель Сергей Пархоменко, ведущий еженедельного ток-шоу на Эхо Москвы, также известeн своей гражданской активностью в борьбе с фальсификациями на выборах. В интервью c EUvsDisinfo, он размышляет о затянувшейся кампании российских властей против гражданской активности и о чрезвычайных трудностях журналистской деятельности в сегодняшней России.

Kак журналист и редактор, вы внимательно следили за развитием СМИ в России за последние 30 лет. Какие основные тенденции вы наблюдали за этот период?

Я бы сказал, что самый главный тренд заключается в том, что российские власти пытаются полностью взять под контроль СМИ в стране и создают ситуацию, в которой государство является единственным источником жизни для медиа в России. С точки зрения российского государства, необходимо полностью уничтожить рынок медиа, лишить СМИ всякой экономической основы для свободного существования. Именно поэтому государство пытается управлять рынком дистрибуции, рынком рекламы, поскольку это два основных источника доходов для любой медийной структуры.

 

Ну, а теперь, поскольку речь идет о том, что медиа все больше и больше перемещается в интернет, государство пытается контролировать интернет как коммуникационную среду, и создать ситуацию в которой единственной возможностью для существования СМИ был бы контракт с государством, когда государство заказывало бы им ту или иную работу, ту или иную тематику. Это происходит на протяжении уже многих лет в регионах России, когда местные СМИ все до единого существуют только благодаря тому, что у них есть так называемый договор об информационном обслуживании с региональной властью: либо с администрацией губернатора, либо с администрацией большого города если речь идет о столице какого-то региона. Они получают деньги из бюджета этого региона и находятся в полном подчинении местных властей. Это не обязательно принадлижащие государству СМИ, но они существуют за счет доходов, которые получают из местного государственного бюджета.

 

Вот это идеальная схема с точки зрения Путина, и с точки зрения сегодняшнего российского режима. Oни пытаются сделать эту схему тотальной, чтобы СМИ существовали только за счет того, что у них есть какие-то взаимоотношения с государством. Журналисты пытаются этому противостоять, пытаются сохранить независимость, пытаются сохранить возможность создавать свободные издания, самостоятельные, не зависящие от государства, имеющие собственные источники финансирования и собственную экономическую самостоятельность. Cобственно эта борьба и есть на мой взгляд главная проблемма в российской медийной сфере на протяжении последних 30 лет. Я бы сказал не так – на протяжении последних 20 лет. Потому что все это началось в 2000 году. С того момента, когда была разрушена компания Медиа-Мост – на тот момент крупнейший российский медийный холдинг.

Закон об «иностранных агентах» лишь усугубил эту борьбу, он сильно ударил по независимым СМИ и журналистам. Каково влияние этого закона на российские СМИ, и чего ожидать в ближайшем будущем?

Этот закон предназначен для того, чтобы лишить российские СМИ и журналистов тех прав, которые у них существуют и которые, казалось бы, гарантированы им законами и Конституцией. Дело в том, что этот закон организован таким образом, что он как бы действует поверх других законов.

 

У человека есть, например, гражданские права. Он имеет право на неприкосновенность личной жизни, тайну переписки, неприкосновенность жилища, соблюдение банковской тайны, и так далее. Этот закон создает ситуацию, в которой человек, объявленный «иностранным агентом», теряет все эти права. Он обязан непрерывно отчитываться о каждом своем шаге, у него появляются ограничения на различные виды деятельности, иногда даже ограничение свободы передвижения.

 

Так что этот закон разрушает систему прав СМИ как обычных коммерческих предприятий и прав людей, которые имеют гражданские права в России. В этом глобальная роль этого закона. И он создан в сущности как инструмент репрессий. Больше ни за чем он не нужен.

Многие российские журналисты покинули страну за последний год. Сегодня целые редакции работают за пределами России. B долгосрочной перспективе, cмогут ли эти СМИ в изгнании и дальше предлагать качественную и актуальную информацию для российской аудитории?

Мы знаем, что пресса в изгнании работала в России в конце 19 века и в начале 20 века перед революцией. Сейчас ситуация совершенно другая и я не знаю, смогут ли СМИ долго и успешно существовать в таких условиях. Возможно через несколько месяцев или несколько лет окажется, что работа этих изданий в таких условиях невозможна. Что они оторваны от своего читателя, от своей языковой среды. Возможно окажется, что СМИ способы существовать и в таком удаленном формате, благодаря возможностям интернета. Это еще предстоит увидеть.

У вас уже много лет еженедельное ток шоу на Эхо Москвы, в котором вы можете свободно выражать cвоe мнение. По вашему, cмогут ли такие «островки» свободы слова существовать и дальше в России? Kак вы лично видите свое журналистское будущее в России?

Этого тоже я не знаю. Уже много лет мы существуем в условиях, когда каждая моя передача, выходящая в пятницу, в 9 часов вечера, может оказаться последней. Я к этому так и отношусь, что возможно следующей передачи не будет. И каждый раз, когда я прощаюсь со слушателями, я говорю: «мы встретимся с вами, я надеюсь, в будущую пятницу в 9 часов вечера». Ну, я действительно надеюсь. Но может однажды мне сообщат о том, что передача закрыта, а радио получило, так сказать, другой профиль, у него теперь другие интересы и в моих услугах больше не нуждаются.

 

Я не знаю сколько просуществует Эхо Москвы и другие такие, как вы их назвали «островки свободы» – этo действительно отдельные СМИ, которые по-прежнему могут существовать в России, такие как телеканал «Дождь» или «Новая газета», и может быть еще какое-то небольшое количество изданий.

 

Но все это приобретает другие формы, связанные с интернетом. И сегодня в интернете мы видим довольно большое количество новых – достаточно мобильных, достаточно энергичных, – СМИ, которые занимаются расследовательской журналистикой. И они пока могут существовать. Но они до сих пор существовали при том, что журналисты находились внутри России, но сегодня все больше и больше их них вынуждены покидать Россию. И вот тут мы приходим к нашему предыдущему вопросу: я не знаю смогут ли эти журналисты и эти СМИ существовать в подобных условиях долгое время. Это предстоит увидеть.

 

Что касается прогноза на мою собственную судьбу, возможно мне тоже предстоит стать журналистом, чьи труды распространяются исключительно в онлайне. Я делаю ставку на YouTube. Мне кажется, что перспектива существует там, что можно попытаться создать сообщество своих слушателей и зрителей вокруг собственного YouTube канала. Получится ли у меня это, я не знаю.

Как работать в подобных условиях, особенно с психологической точки зрения – не зная что будет завтра будет – для индивидуальных журналистов но и для СМИ, которые должны как и все бизнесы иметь четкий план развития?

Психологически это очень трудно. Это требует дополнительного напряжения и создает сложную ситуацию для такого короткого планирования, когда ты не можешь ничего рассчитать на долгое время вперед. К сожалению, таковы сегодня условия работы российского журналиста. Изменить это журналист не может. Это те обстоятельства, которые предложены ему окружающей политической средой. Вот мы и работаем в этой окружающей политической среде.

Помимо журналистики, вы также известны своей гражданской активностью, в том числе за свою роль в организации протестов в 2011 и в 2012 году против фальсификации на выборах. В этом году тоже были выборы в Госдуму, а ведь никто не вышел на улицу. Что случилось?

Tо, что мы не увидели в этом году это не внезапное событие, а закономерный результат той эволюции, которaя продолжалaсь ровно с 2011 и 2012 гг. Российская власть тогда была очень напугана этими протестами и с тех пор предприняла большое количество усилий для того, чтобы исключить такого рода протестную активность. Это было сделано на уровне законодательства.

 

С тех пор появилось много законов, и не только закон об «иностранных агентах» но и законы, которые довольно жестко ограничили действия разного рода НКО, и которые крайне затруднили сбор донaтов и пожертвований, краудфандинг, который необходим для разного рода гражданских проектов. Дело усугубили также законы, которые сильно освободили руки для разного рода карательных органов. Этим структурам стало гораздо проще осуществлять слежку за людьми, наблюдение, давление, запугивание и прочее. Не надо забывать и о законах, которые сильно осложнили коммуникацию, позволив блокировать сайты на внесудебной основе просто произвольным решением разного рода силовых органов.

 

Кроме того, существует практика давления и запугивания. Огромное количество людей за это время были задержаны, кто-то из них провели время под административным арестом. Кто-то – 10 дней, кто-то – 20, кто-то – 50, кто-то – несколько месяцев, кто-то – несколько лет. Широко применяется система домашних арестов, ограничения так-называемых отдельных видов деятельности, когда по судебному решению человеку запрещают пользоваться разного рода коммуникационными стредствами вплоть до мобильного телефона, выходить в интернет, общаться с людьми или покидать свою квартиру. Ну, и, наконец людей бьют во время разного рода протестных акций.

 

За это время появилась Pосгвардия, у которой есть очень широкие полномочия и они реально избивают людей на улицах. Такого не было ни в 2011 году, ни в 2012-м. А теперь это обычная ситуация. Так что люди запуганы, люди деморализованы, многие отчаялись. И поэтому такая прямая протестная активность в России по существу прекратилась, власти очень жесткими методами противодействовали этому. Они добились своего результата.